Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она играет Рахманинова? – негромко произнес, обращаясь к пану Янушу, его гость. Они оба стояли в дверях гостиной, замерев, боясь спугнуть и потревожить звуки, так внезапно родившиеся, похожие на мираж, и уже почти умолкнувшие. Наташа опустила руки, тотчас бессильно повисшие вдоль тела. В напряженном, звенящем эхом сыгранной музыки воздухе затихала, едва слышно гудя, одна, басовая, струна.
Пан Моравски покачал головой отрицательно: – Что Вы! У Рахманинова нет этих нот. Это импровизация пани Ивинской. Богу благодарение, что я успел включить диктофон в своем кармане. – Он похлопал по правому боку своей потертой домашней куртки.
– Как?! – ошеломленно пробормотал пан Свобода. – Этого нигде нет? Это есть музыка только родилась?! Матерь Божия, честна и преславна! Grande pianissimo! – Он подбежал к роялю раскинув руки, стремясь обнять девушку. – Пани Ивинская, это… Это есть нечто… Уникум! – ошеломленно повторял он.
– Здесь не хватает еще двух скрипок, пан Карел, и нужно записать в середине: una сorda.4 А я устала и не смогу повторить Вам то, что только что сыграла! – с отчаянием проговорила девушка, силясь улыбнуться.
– Я записал, дитя! – пан Януш осторожно приблизился к Наташе и погладил ее по голове. – Не бойся, мы все услышим. Но скажи нам, как ты можешь это?! – Пан Януш развел руками.
– Не знаю. Я просто это слышу. Уже так поздно. Я, наверное, встревожила всех Ваших соседей. Жаль, что нельзя было задвинуть педаль.
– Задвинуть! Хм! И что это будет за звук?! – вмешался в разговор пан Карел. – Еще не ночь, пусть музыка живет!!
– Особенно, такая, как эта! – Внезапно раздался в дверях голос Лили. Она стояла на пороге, боясь войти и нарушить еще не уснувшее до конца очарование мелодии – Натка, что ты опять играла?
– Мой сон. Только в звуке. Я не знаю, удалось ли передать падение с высоты и мое желание покоя. И потом еще – пульс цветка. Такой сильный, горячий.
– Наверное, он был красного цвета? Красный – всегда горячий.
– Не знаю. Наверное, да, это и есть ощущение красного – тепло, пульс. – Наташа тихонько постукивала кончиком туфли по паркету, словно отбивая ритм.
– Это – соната? Твоя музыка? – продолжала тихо расспрашивать удивленная Лиля.
– Нет, скорее, этюд.– Наташа вскинула голову, опять дунула на непослушную прядь волос. Детский и легкий этот жест был ее устойчивой привычкой, ее тенью, ее образом, а, быть может, и ее сутью, выраженной внешне. – Пан Януш, у Лили есть бумага. И там еще ноты пьесы, которую я играла в магазине… А пастушка цела? – внезапно вспомнила она.
– Вот. Все здесь. – Лиля осторожно щелкнула футляром кларнета и поставила на рояль розово – белое великолепие Севра, положив рядом несколько смятых листков, торопливо исписанных нотными знаками
– Что это? – Изумленно уставился на бумагу знаменитый дирижер, машинально читая партитуру, как книжную страницу или бросившийся в глаза газетный заголовок – Это есть музыка для старого клавесина? Моцарт? Глюк?
– Это менуэт мадам Помпадур. Я его сыграла в магазине. Там есть старый клавесин. Мне за игру подарили пастушку. Так было приятно. Пани продавщица даже вспомнила Харви Клайберна. Но это – из вежливости. Я ошиблась в арпеджио и нужно несколько раз дать флейту во вступлении, тогда станет полно, правильно, как здесь говорят, «красно».
Оба профессора переглянулись:
– Дитя мое, Вы устали. Зачем же это Вам править старую пьесу Амедео или Кристофа – Виллибальда?5 – мягко возразил девушке пан Карел.
– Нет. Она вовсе не старая. Моя. Я ее играла в магазине. Услышала и играла. Если Вы разрешите сыграть со мной моему другу, то это можно подарком для публики дать завтра. Хоть и в антракте.
– Завтра мы играем «Второй концерт для фортепиано» Моцарта, – махнул рукой пан Свобода. – Я Вам принес бумаги для продления контракта еще на год. Вы знаете, пани Ивинская, что Вами заинтересовался этот мистер Рейн, дирижер из Америки? Всерьез. Завтра он будет на концерте в филармонии. Вот бумаги.– Пан Карел направился было к старинному ломберному столику возле окна, но на полпути остановился. До него только сейчас дошел весь смысл сказанного Наташей
– Матерь Божия, честна! – Он взъерошил волосы, прижал ладони к щекам, – Пан Ииезус! Я еще такого не знал на своем веку. Вас Бог поцеловал, дитя мое, когда Вы родились! И еще с какой любовью поцеловал!
Кабинетный рояль в интерьере…
– Это мне все вместо глаз! – вздохнув, ответила Наташа. Она сидела боком, свободно повисшей рукой перебирая клавиши инструмента, и в комнате все время словно звенели и прыгали горошинки, музыкальные драже. – За все ведь нужно платить. Я и заплатила…
– Может, не стоит жалеть, дитя? Что сей бренный мир? Мышья возня, не более того. – Осторожно и чуть растерянно проговорил пан Карел, гладя ее плечо.
– Я ей и то же все говорю. Ей нужда есть много беречь свой Дар. Это все – дорогого стоит. Мир должен замереть, чтобы слышать ее. Она в своих пальцах держит его, с Божьей помощью. – вступил в разговор профессор Моравски, сдержанно кашлянув.
– Вы правы, милый пан Януш, – Наташа чуть усмехнулась, пожала плечами. – Только ставка больно высокая… Не надо утешений. Контракт с Богом обсуждению совсем не подлежит, правда? А что, кстати, есть в моем земном контракте?
– Серия концертов с Пражским филармоническим на год. Летом – гастрольный тур в Вену и Париж. – Лиля, чуть нахмурив брови и наморщив лоб, чтобы удержать колючие спазмы в горле, вчитывалась в контракт на английском языке, переводя с листа, бегло и безошибочно. Голос ее звучал чуть глуховато. – Филармония оплатит все твои расходы на жилье, медицинскую страховку, стажировку, персонал, инструменты, даже телефонную карту и абонемент библиотеки!
– Это все есть черновой лист. Не оговорены еще и проценты сбора с концертов. Их должна указать пани Ивинская сама. И свои условия тоже. Какие она захочет. Дни репетиций, отдыха, персонал для сопровождения, шофер, авторство музыки, все, что ей необходимо. Мы согласны рассмотреть ее требования в любом случае.
– Мне нужна студия с инструментом на первом этаже, аппаратура для записи, шофер, комфорт в доме, и тишина два – три дня в неделю. Раз в полгода – отдых на море, неделю – две. Это все, пожалуй. Хотя нет. Могу я, пан Свобода, особо просить Вас? – нерешительно проговорила девушка, затаив дыхание. Лиля, стоявшая около, чуть приподняла бровь от удивления. Она впервые видела подругу в таком волнении.
– Да. Если я могу что – то сделать, то – с радостью, для Вас.
– Флейтист. Никита Турбин. Вы его знаете?
– Да. Талантливый юноша. Хотя музыка, по молодости нрава, у него чуть дальше, чем нужно, – кивнул головой пан Свобода – Вы хотите вместе с ним играть? Пани Лилию, мы, разумеется, оставим при Вас и так.
– Пан Карел, я пока еще не знаю. Только несколько репетиций. Если он Вам не подойдет, Вы вправе будете его отстранить.
– Это пока думать не нужно. У нас строгая дисциплина. Вы его оцените, а если что и будет не право, то он и сам все поймет. Пока же – думайте над контрактом, если все – добре, то подпишем у юриста тот вариант, который Вам будет хорош… А листы музыки Вашей оформим, как есть они дипломные работы для стажировки. Пани Ивинская не против? Добре часом? – Знаменитый дирижер улыбнулся и тепло сжал руку девушки в своей ладони.
– Нет, что Вы! – Наташа удивленно вскинула подбородок, расправила плечи. – Мы с Лилечкой обязательно сделаем копию для ректората. Спасибо, пан Карел. Вы так добры. Я думала Вам вовсе не по нраву мои фантазии и мелодии. Так, пустая забава!
– Как же то может быть?! Я еще не совсем одряхлел и глухой, чтобы не понимать, что есть такое талант и гений! – замахал протестующее руками пан Свобода.– Что Вы так знаете плохо обо мне? Обидно! В шестьдесят восьмом, в мае, я был только студентом.. Правда, я видел танки на площади, но музыка для меня – превыше. Сорок лет прошло, давайте не вспомним старых обид?
– Нет, я совсем не думаю о Вас плохо, пан Свобода, что Вы! И при чем тут политика? Не о том вовсе же речь! – Девушка вдруг осторожно тронула дирижера за рукав, доверительно шепча:
– Если хотите знать, я Вас боюсь! Даже немного больше, чем пана Януша. И в музыке я – хулиганка. Часто ошибаюсь!
Дирижер в ответ дернул плечом, потер переносицу, и внезапно заливисто, совершенно по-детски, расхохотался:
– Дитя вот уж тут мы с Вами – равны. Я ведь тоже на репетициях часто ошибаюсь. Но я играю чужую музыку, как ремесленник, а Вы – как Божье дитя. И вот этой разницей я горжусь! Мне – честь высОка, что Вы играете у нас, в Златой Праге, с моим оркестром!
– Я живу только музыкой, пан Карел. – Тихо проговорила она, сильно сжимая и разжимая пальцы. Она, лишь она, дает мне пространство. Делает его теплым и близким. Не чужим, не враждебным, не запутанным, не холодным. И иной жизни я совсем не знаю. Поэтому, мне проще, чем Вам. Намного проще, пан Свобода! – С этими словами она встала с табурета у рояля. – С Вашего разрешения, честнЫе паны! Поднимусь к себе. Завтра, в девять тридцать, я буду в зале филармонии. Полчаса прошу на разогрев, как всегда! – она слегка дунула на прядь волос и крепко пожала твердо – прохладную, чуть морщинистую на ощупь руку пана Свободы, тотчас же протянутую ей.
- Перстень сирены, или Как убить ангела. Петербургский роман - Светлана Макаренко-Астрикова - Современные любовные романы
- Каждый день, каждый час - Наташа Драгнич - Современные любовные романы
- После его банана (ЛП) - Пенелопа Блум - Современные любовные романы
- Расплата (СИ) - Чардымова Ирина - Современные любовные романы
- Артистка, блин! - Екатерина Вильмонт - Современные любовные романы
- Бесценная белая женщина - Кира Фарди - Современные любовные романы
- Посторонним В. - Наташа Апрелева - Современные любовные романы
- Отец моего жениха - С. И. Лоу - Прочие любовные романы / Прочее / Современные любовные романы / Эротика
- Колечко с бирюзой - Валентина Мельникова - Современные любовные романы
- Порочные удовольствия - Меган Марч - Прочие любовные романы / Современные любовные романы / Эротика